Имя богини - Страница 99

А Дахак Даварасп вел себя не просто как смелый воин или разумный полководец. С дерзостью бессмертного существа, презревшего обстоятельства и судьбу, он носился по полю брани. И везде, где мелькал его зеленый плащ, сражение закипало с новой силой. Наконец Зу-Л-Карнайн одним движением руки отстранил пытавшегося что-то возразить Агатияра, выхватил из ножен меч и, указывая им на ал-Ахкаф, вскричал:

– Вперед! Победа с нами!

Через несколько минут маленький отряд наших друзей оказался в самой гуще схватки. Аита рубился яростно, со всем восторгом юности и со всей ненавистью, на которую он сейчас был способен, – ненавистью и болью за гибель своих лучших воинов, которых привей под стены ал-Ахкафа, пообещав славу, а не могильный покой. Верные телохранители неотступно следовали за императором, защищая спину, – а в бою это самое главное.

Каэтана фехтовала как автомат. Выпад, обманное движение, удар в горло. Уход в сторону, двойной поворот кисти, развернуть храпящего коня, удар «падающий лист». Пол-оборота, меч в левой руке, удар поперек лица. Противники валились из седел, а она, закусив губу, повторяла и повторяла: «Выпад, пол-оборота, удар...»

Каэтана была так спокойна не от отчаянной храбрости. Она не считала Таабата Шарран истиной в последней инстанции и, что бы там ни предсказывал Олорун, была уверена, что из такой мясорубки живыми уйти не удастся. Минутой раньше, минутой позже. Умирать, правда, не хотелось. Поэтому собственное участие в сражении Каэтана про себя называла «маршем активного протеста против покушения на ее драгоценную персону». Пока что «марш протеста» вроде бы достигал своей цели.

Эйя и Габия сражались как одно целое – четырехрукое, двуглавое чудище, у которого глаза имелись и на лице, и на затылке. Краем глаза отметив мельницу со сверкающими лопастями, которую представляли собой близнецы, Каэтана подумала, что, быть может, и на этот раз обойдется. Во всяком случае, энтузиазма у противника на их фланге заметно поубавилось. Ловалонга и Джангарай вырвались вперед, рубя в капусту насмерть перепуганных всадников ал-Ахкафа, и те расступились пропуская Дахака Давараспа.

Зу-Л-Карнайн настойчиво стремился к своему врагу но сражение перешло в настоящую свалку, где сбились в тесную кучу люди, кони, верблюды. Со всех сторон неслись стоны, крики раненых, раздавался лязг оружия. Мертвые не падали из седел – только безвольно клонились к шеям коней, – ибо падать было некуда, настолько плотно сбились войска на том крохотном пятачке, где решались судьбы сражения, ал-Ахкафа, да и всей империи.

Рядом с Каэтаной раздавался мерный стук, пробивающийся сквозь шум битвы, и громкое дыхание «и-ах, и-а-ах». И отборная гвардия Дахака Давараспа попятилась при виде закованного в железо башнеподобно-го исполина Бордонкая, размахивающего своей секирой. Ущербная Луна ходила взад и вперед, как маятник. На прямом движении она крушила панцири, как скорлупку, и разрубала грудные клетки, а на возвратном сносила головы, отчего кровь вокруг Бордонкая хлестала ручьями. Плащ его намок, а с доспехов и гривы коня текла дымящаяся алая жидкость. «Странно, что я не теряю сознания», – подумала Каэ. Она снесла голову с плеч противника, в чем не было особой ее заслуги: воин как завороженный смотрел на Бордонкая, покрываясь мертвенной бледностью, и на Каэтану внимания просто не обратил.

– Вот это и есть усмешка судьбы! – произнесла она вслух, перевела взгляд на соседнего воина и замерла.

Перед ней на чалом скакуне, облаченный в зеленый плащ, заляпанный кровью, сражался князь Дахак Даварасп. Но не это испугало Каэтану. Просто ей стало понятно, отчего так развивается битва и Зу-Л-Карнайн проигрывает ее окончательно и бесповоротно. Ей стало понятно, что вряд ли она будет погребена по-человечески, потому что ей предстоит умереть здесь и сейчас. И хотя к самой возможности гибели она относилась философски, но такой способ умереть ее несказанно обидел.

За спиной у Дахака Давараспа, усмехаясь бледными губами, возвышался рыжеволосый и зеленоглазый воин в шлеме из черепа дракона. Сам Арескои со своими воинами явился на поле брани, чтобы принять участие в этом сражении. И не было спасения тем, кто волею судеб стал его противником.

Ветряная мельница Эйя – Габия замедлила свое движение и снизила обороты. Закрыли собой, как живым щитом, Каэтану Джангарай и Ловалонга, понимая, как ненадежен и жалок этот щит перед лицом неистового бога. Смешались и отступили телохранители аиты, не привыкшие сражаться против бессмертных, ибо повелось полагать, что бессмертные боги всегда находятся на их стороне. Как мертвый штиль в центре тайфуна, образовался пятачок тишины в самой гуще гремевшего сражения.

Где-то там, словно на краю вселенной, вырвавшиеся из кольца войск ал-Ахкафа саракои топтали верблюдами бегущего противника. Лезли на стену дикие тагары под командованием Хентей-хана, сына Хайя Лобелголдоя; развернула смертоносную змею гвардия копьеносцев. Бесстрашные ветераны с копьями наперевес спешили на помощь своему повелителю, готовые сражаться за Зу-Л-Карнайна и с Богом Войны, и с Богом Смерти, и со всеми остальными богами, которые будут иметь глупость выступить против аиты. И неистовые тхаухуды мечами вырубали себе просеку в рядах княжеской дружины, уже оправившись от первого потрясения. Но все они были слишком, слишком далеко. Где-то там крохотная, лазоревая на белом точка – Агатияр потрясал саблей, понукая войска, не нуждающиеся в понукании" а здесь, в этом замершем от ужаса мгновении, надменный Арескои смотрел в глаза Каэтане. И смерть отражалась в зеленой глубине его вертикальных зрачков.