Колесо легко развернулось на полном ходу, не сбавляя скорости и не теряя темпа, и целенаправленно покатилось прямо на Каэтану, игнорируя ее спутников. Конечно, можно было попробовать телами преградить ему путь, но вряд ли это остановило бы дьявольское порождение.
Оглушительный вой ни на секунду не прекращался, лишая жертвы воли, разума, способности принимать хоть какие-нибудь решения. По зарослям Колесо Балсага передвигалось гораздо быстрее и ловчее людей, так что убегать в чащу было равносильно смертному приговору.
Хорошо еще, что никто не потерял голову настолько, чтобы не понимать этого. Первым на Колесо Балсага бросился Бордонкай. Он схватил мощное трикстерское копье, служившее ему шестом при переходе через болото, и попытался вставить его между мелькающих с бешеной скоростью спиц, заклинив таким образом Колесо. Но маневр его можно было признать удачным лишь отчасти. Ему удалось вставить копье в просвет, и исполин налег на него всем телом, пытаясь хоть как-то замедлить движение сверкающего круга. Однако копье с жутким треском сломалось, а Бордонкай со страшной силой был отброшен в сторону и ударился спиной о дерево, росшее на краю поляны. Удар был настолько силен, что на несколько мгновений оглушил война. Ослепительное лезвие двинулось было в его сторону, но раздумало так же внезапно и вновь устремилось к Каэтане.
А та стояла и смотрела, не пытаясь скрыться, убежать или влезть на дерево. В ее мозгу пойманной птицей билась одна-единственная мысль: «Наверняка мы ведем себя так, как все до нас. И если будем пытаться убежать от него, тоже ничего нового не сделаем, – оно для того и создано, чтобы догонять и убивать. Нужно что-то другое, совершенно простое, но абсолютно другое, – но что?!!»
Каэтана понимала, что боится – до визга, до обморока, до животного ужаса. Колесо Балеага не было человеком, не было демоном, не было вообще живым существом, а значит, его нельзя ни обмануть, ни убить, ни изгнать. Чудовищный вой ввинчивался в ее бедный пылающий мозг раскаленным штопором, выедал глаза, выжигал слух, испепелял волю...
Волю?!
Она выпрямилась, дивясь тому, с какой скоростью промелькнули в ее голове эти мысли, и решилась.
Главное – не бояться. Главное – осознавать все время что ты делаешь... Бордонкай был ближе всех к успеху. Видимо, возбуждение ее было настолько велико, что мечи Гоффаннона завибрировали в ножнах, и она вытащила их, в основном для обретения уверенности, потому что неизвестно, как можно противостоять с клинми в руках тяжелому колесу в полтора человеческих роста высотой.
Неизвестно как, невозможно, но нужной.
И она шагнула навстречу смерти.
Говорят, что в минуты страшной опасности человек становится самим собой, а это значит – существом гораздо более мудрым, искусным и сильным, нежели он сам, но в обычной жизни.
Джангарай и Ловалонга поняли Каэтану так, как если бы сами придумали этот план.
И на поляне в самом центре Аллефельда началась пугающая игра с вращающейся и сверкающей смертью, носившей имя демона Балсага, подарившего это колесо великому Джоу Лахаталу во искупление какой-то своей давно забытой провинности. Охотничье колесо, колесо-палача, колесо-ищейку, которое выслеживает жертву, нацеливается на нее, а потом преследует до тех пор, пока не уничтожает.
Будь проклят ты, демон Балсаг, теми, кто погиб под сверкающим лезвием твоего страшного подарка; будь проклят и исчезни во мраке времени...
Если ты смертельно испуган и оцепенел, как жертвенное животное перед алтарем, если ты уже обрек себя умереть при одном звуке голоса твоего палача, если ты готов падать ничком на землю, закрывая голову руками, чтобы дождаться, когда острое лезвие рассечет тебя пополам, – то Колесо Балсага двигается быстро, даже слишком быстро. Но ведь не быстрее, чем можно увидеть глазом, не быстрее человеческой мысли.
Каэтана стояла в свободной боевой стойке, опустив мечи остриями вниз, и спокойно ожидала несущееся прямо на нее Колесо. Так, как стояла бы в фехтовальном зале, на состязании – там, где смерть не грозит проигравшему. И состояние покоя постепенно наполняло силой ее мышцы.
– Я быстрее, – приветливо сказала она Колесу, которое пыталось проникнуть своим воем в глубины ее сознания, ослепить, обездвижить, подчинить. – Я сильнее. Я тебя не боюсь.
Показалось ли ей, что вой действительно стал тише.
Со стороны это выглядело страшно: тонкая фигурка, совершенно хрупкая и крохотная на фоне вековых деревьев, и несущаяся на нее махина – огненный круг рассыпающийся синими всполохами, воющий палач, и никто не заметил момента, когда Каэтана отступила в сторону. И началась страшная игра, смертельный танец, во время которого один из танцующих нападал, стремился к другому, а второй отходил на один-единственный крохотный шажок, и всегда в последнюю минуту.
Пришедший в себя Бордонкай, испуганный альв и двое молодых воинов старались освободить Каэтане как можно большее пространство для маневра. И странная пара осталась на поляне вдвоем. Бордонкай рванулся было на помощь, но ингевон с аллоброгом удержали его, видя, какую невероятную собранность и концентрацию внимания демонстрирует сейчас Каэ.
– А я с ней на мечах пытался... – Джангарай не договорил.
А Каэтана твердила:
– На меня катится обычная телега – не беда, что я ее не вижу. Зато хорошо вижу колесо, значит, и всю телегу могу себе представить. Я ее не боюсь – с чего бы мне бояться обычной телеги? Просто уступаю ей дорогу...
Каэтана пристально всматривалась, как движется ее противник, и обнаружила одну деталь. Колесо не могло делать слишком резких поворотов и наклонов. Значит, все-таки был предел его способности сохранять равновесие. Колесо Балсага каталось по поляне, предпочитая описывать плавные дуги или следуя строго по прямой, как самая обычная телега. Каэтана опять отступила на шаг, когда Колесо неумолимо зависло прямо у нее над головой своим сияющим лезвием. Она не видела, что трое ее спутников подняли огромное бревно – ствол мертвого дерева – из тех, которыми таранят обычно ворота крепостей, и начали разворачивать его толстым концом в сторону поляны. Она не видела их напряженных лиц, не слышала прерывистого дыхания, – все получилось само собой.