Имя богини - Страница 163

163

Звонко щебетали птицы, деловито гудели шйели, перелетая с одного цветка на другой, носились в теплом воздухе стройные стрекозы. Цветы здесь были великолепны – они цвели изо всех сил, поя воздух изысканным, чуть пьянящим ароматом. В маленьком пруду на листе какого-то водяного растения грелась на солнце крохотная болотная черепашка. Она снисходительно покосилась на подошедших людей, нр не подумала скрываться под водой. Бабочки разноцветной вьюгой пронеслись прямо у Каэ перед глазами и упорхнули по своим делам. И над всем этим великолепием царила радостная, чуточку праздничная тишина.

К храму поднималась широкая мраморная терраса. Колонны из нефрита поддерживали зеленую крышу. Внутрь вели двери из зеленой бронзы с рельефным изображением дракона Ажи-Дахака, которые сейчас были плотно закрыты.

– Там, в храме, тебя ждут ответы на все не заданные тобою вопросы, – мягко сказал жрец. – Но храм должен принять тебя. Назови ему свое имя, и двери откроются.

Не без внутреннего трепета Каэтана ступила на террасу, поднялась по ступеням к храму, остановилась перед дверями и каким-то чужим, слегка дрогнувшим голосом сказала:

– Меня зовут Каэтана. Я пришла за ответом. Разреши мне войти.

Ничего.

Ни шевеления, ни шороха за массивными дверями – вообще никакой реакции. Каэ беспомощно оглянулась на стоящего в некотором отдалении Нингишзиду:

– Что мне нужно сделать? Может, я что-то не так говорю?

– Возможно, – ответил жрец. – Случается так, что те, кто приходит в храм Безымянной богини, называют то имя, которое привыкли слышать от других. А нужно назвать свое имя – то, чем ты являешься на самом деле. И это самая трудная часть пути.

Каэтана сделала попытку возразить, но жрец останов вил ее мягким жестом:

– Не торопись. Подожди, пожалуйста. Сейчас я уйду и оставлю вас наедине. Постарайся заглянуть в себя, доверься своему сердцу – оно гораздо лучше ума чувствует истину. И назови то имя, которое ты услышишь. Возможно, оно и будет твоим подлинным именем.

С этими словами Нингишзида легко поклонился оторопевшей от такого поворота событий Каэтане и неслышно растворился в зарослях орешника. Даже ветки не закачались. Просто стоял – и нет его.

Каэтана перевела взгляд на кусты и увидела, что они в изобилии покрыты плодами.

– Хочу орехов, – сказала она вслух. Спустилась с террасы, перешла через мостик и залезла в самый густой куст. Набрав пригоршню орехов, она улеглась на мягкой траве в приветливой тени и задумалась. Легкая приятная дремота подобралась к ней и стала поглаживать по векам, предлагая не сопротивляться, а отдохнуть, подремать, расслабиться.

– Кахатанна, – явственно прошелестели у нее над головой кусты орешника.

– Кахатанна, – басовито прогудел яркий коричнево-желтый шмель и присел рядом на цветок.

– Кахатанна-а-а, – заливисто прощебетала маленькая птичка, склонив набок головку и рассматривая Каэ блестящим черным глазком.

Это странное слово звучало повсюду – оно стремилось из глубин ее памяти, заглушая все остальные образы, цвета и звуки. Оно шло извне, добираясь до ее мозга всеми возможными путями. Каэтана раскусила скорлупу ореха и сжала зубами сладкую, еще молочную мякоть. Рот наполнился восхитительным вкусом, и вкус этот явственно произнес:

– Кахатанна.

Неизвестная ей самой сила подняла Каэ с травы и повлекла за собой.

Ей показалось, что храм освещен несколько иначе, вопреки солнцу, что свечение идет изнутри, хотя она понимала, что такое вряд ли может быть.

Она вступила на мостик и ощутила странный, давни забытый трепет радости. Остановилась, нагнулась через перила и стала с удовольствием вглядываться в прозрачную воду. На дне в ритме танца колыхались водоросли:

– Кахатанна....

Маленькая черепашка мигнула бусинкой глаза и вытянула из-под панциря морщинистую шею:

– Кахатанна...

Странный ритм слова гремел у нее в голове торжественным гимном, яркими всполохами плясал под веками, вспыхивал огоньками сладкой боли. Все еетело вслушивалось в это слово и примеряло его на себя.

– Кахатанна, – отбивало мерный ритм сердце, наполняясь теплом, – ка-ха-тан-на...

Она знала этот мир с самого своего рождения; нет – с самого его рождения, ибо он был ее частью, – это ее душа кричала и пела в каждой колонне, каждой ступени светлого храма. Это ее память застыла в изгибе ажурного мостика, ее сила питала землю, защищая и оберегая.

В ушах раздался грохот, будто грубые крепостные стены рухнули, и звонкий голос разнесся по всему пространству Варда:

– Я вернулась!!!

Она взлетела по ступеням, подбежала к дверям и потянула их на себя.

Двери подались, но со скрипом, будто сомневаясь и, требуя подтверждения своим дверным мыслям. Какое же это было наслаждение – явственно слышатьсмешные и, одновременно серьезные дверные рассуждения: уже открываться или еще помедлить, чтобы все было как положено. И чтобы не смущать бедные создания, чтобы порадовать их, она набрала полные легкие звонкого прозрачного воздуха и крикнула во всю силу:

– Кахатанна!

И весь мир ответил ей громким приветственным криком. Вздрогнул храм, распахиваясь ей навстречу, зажигаясь. яркими огнями, вспорхнули отовсюду птицы, заливаясь радостно – гомон их разнесся по всему парку. Заплескалась в бассейнах веселая вода, подернулась рябью счастливого смеха. Лягушки заквакали, как в брачный период, – так громко и нестройно, что она рассмеялась. Выкатилась на поляну неизвестно из какой норки шумная ежиная семейка и колючими шариками забегала в высокой траве, смешно похрюкивая. Цветные змейки метнулись в траве яркими ленточками, издавая удивленно-восторженное шипение:

163