Имя богини - Страница 15

– Мы были очень, очень далеко, – мягко напомнила Каэтана.

– Ах да, прошу прощения у благородных господ. Так вот, думается мне, что сейчас Зу-Л-Карнайн возьмет ал-Ахкаф и вырежет всех до единого, чтобы другим неповадно было противиться его воле. Но он должен пройти через весь Урукур с огнем и мечом, чтобы дойти до его столицы. Знаете, что я вам скажу? – Хозяин доверительно наклонился к своим постояльцам. – Если вы ведете речь о поездке в ал-Ахкаф, то никто из купцов сейчас туда не двинется, потому что через пару-тройку недель там как раз будут бои.

Поблагодарив гостеприимного хозяина, путешественники двинулись было на прогулку, но Тедоре остановил их неожиданным вопросом:

– Вы хоть не в город собрались на ночь глядя?

– Именно в город, а что?

– Ах, осел я, осел! – засокрушался толстяк. – Все про опасности в Урукуре толкую, а нет чтобы вспомнить, что вы в Аккароне давно не были. Сейчас, к нашему горю, ночью по улицам стало опасно ходить.

Некоторое время назад здесь объявился ингевон знатного рода, младший сыночек самого высокого лорда Сенты Арматая, Джангарай. При дворе состоять не захотел, а где до того бродяжничал, никто не знает. Но что бродяжничал – это точно. И приехал в Аккарон точь-в-точь как ваша милость, – тут хозяин поклонился Каэ, – то есть с двумя мечами.

Дерется он как демон или солдат Арескои, но зря не убивает. Так, обдерет как липку и отпустит с миром. Ну а вздумаешь сопротивляться – изрубит в капусту. Говорят, обходительный, а жалости ровно в змее, когда она добычу глотает. Ну ингевоны – они ведь все с характером. Так что не ходите никуда, ложитесь спать.

– А вы, благородная госпожа, – продолжил хозяин, – лицом вылитая дочка эламского герцога. Жаль, бедняжка не при уме была. Он ее недавно привозил в Аккарон. Разряжена, как куколка, а глаза пустые, стеклянные. Эх, где теперь Элам? Что в мире делается, скажите? – Хозяин возвел глаза к темному небу.

Тедоре говорил еще что-то – о непорядке в стране, о том, что ярмарки нынче пошли не те, вот в его годы... Но Каэ слушала толстяка уже вполуха.

Воршуд всем своим видом давал понять, что всерьез принял предостережение хозяина насчет ночного грабителя и не собирается влезать в какую-нибудь передрягу.

Однако как-то само собой вышло, что через несколько минут они уже шли по направлению к восточным воротам. Воршуд злился на себя, что не отговорил Каэ от опасного ночного приключения, – главное, ведь и цели никакой нет. Но Каэтана металась по ночному Ак-карону, охваченная одной-единственной мыслью – она была здесь. Когда-то очень давно, но вот этот уголок города точно помнит!

Каэ остановилась, и Воршуд чуть было не полетел носом от столь резкого торможения. Бормоча про себя какие-то жалобы, он поднял голову и оторопел: его спутница с отрешенным видом выделывала на абсолютно пустой улице, освещенной только светом немногочисленных окон, странные движения, будто повторяла фигуры замысловатого танца. Воршуд хотел было остановить ее, но одернул себя и решил понаблюдать.

В этом немом спектакле явно участвовало несколько людей. И хотя их не было видно, по движениям Каэтаны отчетливо угадывалось, где они могли находиться в тот момент, потому что Каэ сражалась на мечах. Однако руки ее оставались пустыми, а клинки висели на перевязи.

Она не просто фехтовала. Маленький альв понял, что так сражаются только один раз в жизни, защищая и себя саму, и свою душу. Так стоят за то, что ценится больше собственного бытия, потеря чего страшнее смерти. Но что же это было для Каэтаны – Воршуд не знал.

А Каэ в этот момент остановилась, словно без сил опустила руки, и из ее груди стали с рокотом выкатываться слова, произнесенные чужим – грубым и тяжелым – голосом:

– Ты уйдешь из этого мира и никогда больше не вернешься в него. Ты забудешь свое имя. Ты уже его забываешь. Как тебя зовут?! Ну!

– Ка-а-а, – застонала она собственным голосом. – Ка-а-а!..

– Ты забыла его! – Эти три слова тяжелыми камнями легли на душу ошарашенного альва, который слушал в темном переулке Аккарона разговор, происходивший здесь многие годы назад, но когда?

– Ты не вернешься сюда и никогда не найдешь своих детей. Твой отец не поможет тебе. Прощай!

Каэтана изогнулась дугой и захлебнулась страшным отчаянным воплем. Воршуд испугался, что они привлекут к себе внимание, но улица оставалась пустынной.

– Детей... – бормотал он, с трудом удерживая бьющееся и извивающееся тело.

Придя в себя, Каэтана ничего не помнила. Только саднило сорванное криком горло. Она извинилась перед Воршудом и продолжила эту странную ночную прогулку. Удивительное происшествие заняло всего несколько минут.

Альв собирался рассказать Каэтане, что, возможно, у нее есть дети, но потом засомневался. Даже если она и услышит об их существовании, то вряд ли узнает, где они. А уж коли следы отыщутся, то он обязательно расскажет ей о том, что она кричала страшным чужим голосом этой ночью.

Они медленно шли вдоль домов, добродушно смотрящих в темноту освещенными окнами. Изредка из-за занавесей доносились приглушенные голоса: ночь была жаркая, и ставни почти во всех домах распахнули настежь.

– Ты не скучаешь по своему миру? – осторожно спросил альв.

– Не знаю. Я вообще уже не считаю его своим. Знаешь, Воршуд, у меня такое ощущение, что кого-то заперли во мне и он колотится, пытаясь выбраться, покинуть эту темницу. Мне все время кажется, что вот-вот я вспомню, сделаю то, что должна, но время идет, а я не вспоминаю. Только перед глазами мелькают какие-то странные картины вроде как о моей жизни. А что со мной было?