Имя богини - Страница 146


К оглавлению

146

Никто из них не заметил, как на поляне появился старый знакомый – желтоглазый черноволосый красавец в черных одеждах, опоясанный мечом. Он вышел из воздуха в том месте, где короткий миг назад еще никого не было, и решительно шагнул к друзьям.

Альв застыл над своей стряпней, вцепившись ручками в какую-то кастрюльку, чудом уцелевшую среди вещей во время этого безумного странствия. Бордонкай приподнялся на локте, а Джангарай, подхватив свои мечи, поспешил навстречу ночному гостю. Тяжелая тишина повисла над поляной, и только дымный костерок слегка потрескивал.

– Ну что же, – сказал га-Мавет, в упор глядя на Каэтану, как некогда в башне эламского замка. – Ничего не могу сказать – теплая встреча у нас с вами получается. А сейчас я передам вам волю великого Джоу Лахатала. Я пришел за Бордонкаем – его время наступило.

– Сам пришел? – насмешливо и без тени страха спросил исполин.

– Сам, – ответил Черный бог. – Теперь вам не отвертеться, не уйти от судьбы. Все наши исполнители оказались слишком глупы и нерасторопны. И надо признать, вы достойные противники. Редко встречаются нам люди, способные противостоять воле бессмертных, – мы хорошо позабавились с вами в течение этого времени. И в знак нашей признательности за доставленное удовольствие решили оказать вам великую честь. Я сам заберу тебя в царство Баал-Хаддада.

– Прости, – сказал Бордонкай, – но я еще не готов.

– Это не важно. – Голос га-Мавета предательски дрогнул. Но он рассчитывал, что никто не догадается, как он напуган. А если Бордонкай, как Тешубу, не умрет от прикосновения?

– Я не собираюсь умирать, – сказал гигант. – Так что возвращайся восвояси.

Га-Мавет набрался решимости, шагнул к Бордонкаю и положил руку ему на плечо, пристально вглядываясь в темные спокойные глаза. О небо! В них действительно не было смерти.

Каэтана подалась вперед, приготовившись отстаивать жизнь Бордонкая с оружием в руках, – но она понимала, что любое вмешательство в эту секунду может оказаться смертельным для великана. И никто не заметил, как Джангарай обнажил мечи и встал в двух шагах от Бога Смерти, сжимая их в руках.

Секунды неслись с невероятной скоростью, кровь стучала в висках, отмеряя свой рваный ритм. Время в очередной раз заинтересовалось происходящим и приблизилось к людям, включив их в свое пространство, а значит, перестав существовать для них. Столетия или мгновения, эпохи или минуты – все смешалось в той точке, где Бог Смерти медленно пятился от исполина.

– Уходи, га-Мавет, – сказал великан. – И скажи Джоу Лахаталу, что мы не его слуги, чтобы подчиняться его воле.

Га-Мавет с радостью ушел бы отсюда и оставил этих людей в покое, но он уже не имел власти над собой. Если сейчас, сию минуту исполин Бордонкай не покорится ему, если еще один человек в мире не признает свою смерть, то люди обретут бессмертие, сравняются с богами, и кто знает, какая судьба тогда ожидает нынешних правителей Арнемвенда. Все это было слишком страшно. Поэтому один страх превозмог другой. Страх перед собственной грядущей гибелью превозмог страх перед величием смертного воина, а смутное видение Ада Хорэ испугало га-Мавета больше, чем непокорность Бордонкая. Поэтому он резко отступил от гиганта на несколько шагов и вытащил из ножен свой черный меч, предназначавшийся для богов. Вот уже в который раз. га-Мавет обнажал его против смертного.

– Хочешь или не хочешь, но ты уйдешь со мной. – Губы га-Мавета торжественно произносили эти пустые и ничего не значащие слова, а сам он лихорадочно думал:

«Зачем? Зачем я говорю эти глупости? Ударить, схватить его душу и убежать... тьфу ты – удалиться. Да нет! Убежать, и плевать на стыд, только бы уцелеть».

Никто толком не успел понять, что случилось, когда Джангарай вихрем сорвался с места и бросился к Богу Смерти.

Одно-единственное прикосновение черного клинка, и Бордонкай последует за га-Маветом в царство мертвых, и не будет больше на свете исполина, добродушного великана, верного друга. Ингевон рычал от ярости. Он не понимал толком, что делает, не понимал, против кого выступает сейчас со своими клинками – жалкими человечьими мечами, – но его руки думали за него. Вот когда пригодилось фехтовальщику его высокое искусство; вот когда по праву могли гордиться им и Каэтана, и учитель Амадонгха.

Всегда считалось, что от прикосновения к мечу Бога Смерти должны разлететься в прах любые клинки, выкованные смертными, – так раньше и происходило, хотя га-Мавет едва ли мог в точности припомнить, чтобы смертный противился его воле с оружием в руках.

Но теперь произошло чудо – напоенные неукротимой силой воли Джангарая, во много крат усиленные и закаленные его безудержной любовью к друзьям, мечи ингевона оказались способными выдержать соприкосновение с черным клинком.

И как когда-то в незапамятные времена сам Джангарай в испуге застыл перед блестящим кругом, образованным мечами в руках Каэтаны, так теперь потрясенный га-Мавет даже и не пытался преодолеть защиту, созданную перед ним воющими, поющими, летающими в воздухе клинками Ночного Короля Аккарона. Черный бог привык считать себя отличным воином, не опасавшимся никаких врагов, – ведь власть над Арнем-вендом далась ему и его братьям не просто так: приходилось участвовать в разных битвах и поединках, и все они прежде доставляли ему несказанное удовольствие.

Но сейчас га-Мавет находился в состоянии, близком к панике: всех его сил, всего могущества Бога Смерти хватало только на то, чтобы защищаться от нападающего на него человека. Не могло и речи идти о том, чтобы сдвинуться с места, оглянуться, хотя – бы сморгнуть, – постоянное напряжение сил на таком пределе было ему незнакомо. А человек все убыстрял и убыстрял темп вращения клинков. И хотя по идее смертный не мог отнять жизнь у бога, га-Мавет не хотел рисковать и все внимание сосредоточил на поединке.

146